– Или замужество, тоже своего рода привязанность или начальная стадия зависимости. В общем, привязанность – это такой поводок, который в лучшем случае привязан к конуре, в худшем к столбу.

– Я не говорю о бытовой. Ты не понимаешь, что такое настоящая привязанность. Если раньше я пила из его рук при каждом прикосновении, то теперь бухаю из них и не могу остановиться.

– Значит, у вас уже отношения?

– Несомненно, у нас с тобой отношения. Я пытаюсь строить, а получается только городить.

– Да погоди ты строить отношения, для начала надо разрушить устои.

– Мне не хочется ничего разрушать. Любить хочу, как в последний раз.

– А мне бы хотелось, как в первый.

– Ты понимаешь что-нибудь своим женским сердцем?

– Неа.

– Я тоже, – посмотрел я на соседку справа, бабушку лет 70, которая впитывала внимательно каждую реплику губкой своих милых морщин. На коленях у неё лежала программка. Я стал изучать скрупулёзно бумажку, пытаясь разобрать буквы. Бабуля посмотрела на меня, потом поправила юбку. Я попросил у неё буклет одним кивком головы:

– Что? – зашипела сконфуженно старушка.

– Вы не так меня поняли, мне бы программку.

– Всё я поняла, – улыбнулась мне сама её мудрость.

Я уткнулся носом в историю спектакля и быстро промотал глазами в потёмках контекст пьесы до последнего абзаца: «Она никогда раньше не сталкивалась с такого рода жестокостью: долго всматривалась в его глаза. Там больше не было ничего такого, что могло бы её любить». Потом я передал историю Шиле.

После театра мы прошли ещё несколько улиц, пока не зашли в кафе. Я заказал столик на двоих. Стол был круглый. Если она сидела на без пятнадцати девять, то я, как всегда, опаздывал минут на пятнадцать. Все опоздания от неуверенности: глядя на неё, было понятно, что она уже давно хотела детей, а я всё ещё отставал, не решаясь даже на предложение. Я, Марс, был женат на другой планете.

* * *

Шила лежала в кровати, не зная, как ей уснуть. Врач советовала спать на левом боку, «так плоду будет спокойнее», засунув между коленок подушку. Что-то её беспокоило, возможно, муж, который задерживался, им не давали вылет из Мюнхена из-за плохой видимости. Она старалась не волноваться, только по существу. Существо сопело в углу спальни, прикрыв лапами морду.

Шила встала, накинула халат, посмотрела на Джека. Ей хотелось его окликнуть, посмотреть, как вначале вскочат уши, а потом уже выглянут глаза. Шила промолчала, выскользнула из спальни на кухню, где, не включая света, подошла к окну и глянула в ночь… Многие окна ещё не спали.

В воскресенье вечером все задумываются о счастье, видимо, сказывается конец недели. Кто-то переваривает субботу, другие не переваривают понедельник. Вопрос счастья по-прежнему открыт, как форточка, в которую можно увидеть звёзды, а можно просто курить. Тело хотело спать, а душу всё куда-то несло. Она, беспокойная, металась от бокала красного к телефону, потом начинала искать сигарету, но тут же вспоминала, что бросила, что нет больше с ним никаких отношений. «Но ведь это тело бросило, я-то, душа, я же так резко не могу. Как бы я ни была открыта, я не могу всем отвечать взаимностью, у меня её ровно на одного человека».

Она постоянно просыпалась, услышав во сне звук домофона, затем лифта в ночи, и, наконец, громкий, как в микрофон, железный голос ключа, будто шустрая рыбка, помогая себе металлическими плавниками, пробрался из замочной скважины в самое сердце.

Утро застало меня врасплох. Сквозь прохладу неба вышло солнце, словно кто-то достал апельсин из холодильника. Тот был яркий, холодный, августовский. Я зарядила своё утро чаем, мне показалось слишком крепко, разбавила молоком, включив телевизор. Всё равно чувствовалось, что чего-то в нём не хватает, какого-то сахарного звонка.

Сделала глоток и посмотрела на экран:

– Меньше всего я хотела, чтобы ты в меня влюбился, – камера взяла крупным планом девушку.

– А я? – таращился на Шилу мужчина.

– А ты уже поливаешь мои кактусы и кормишь мою кошку. Мне требуется мужчина, а не тряпка.

«В понедельник он требуется, как никогда. Это выходные можно провести и с тряпкой, в понедельник совсем другое дело. А его, мужчины, нет. Может, надо было варить кофе?» – задумчиво черпала ложечкой чай Шила. «Понедельник. Что у меня есть против него? Только вторник. Но он ещё даже не звонил», – взяла она телефон и снова набрала номер. Абонент вне зоны действия сети. – «Значит, уже в воздухе». Тупо смотрела она в экран, где бесполезно двигались люди.

* * *

– Может, кофе закажешь у девочек? – не отрывая глаз от журнала.

– Он тебя ещё не достал?

– Кофе нет, никогда, – посмотрел он на меня. – Хотя, знаешь, у меня был период, когда меня всё и все достали. Чувствуя, что я так больше не могу: или я, или они, я просто планомерно посылал всех на х… Скоро все ушли туда: родственники, подруги, соседи, коллеги, друзья и враги, даже случайные прохожие. Я остался один, в целом мире, я понял, насколько он большой, мне стало свободно и легко. И вот тогда я понял, всегда были у меня крылья, но, пытаясь взлететь, я почему-то махал хвостом. Телефон мой молчал, никто мне не звонил, даже ты. Я стал всем бесполезен. Меня объяла могущественная плодородная тишина. Правда, так было недолго, потом сломал руку, все мне стали накладывать гипс своей жалости, потихоньку снова оброс коростой, чешуёй, зачесался псориазом новых и старых отношений и сношений. Душу поразила коррозия. Разъедает проклятая остатки чувств.

– Предлагаешь начать с тебя? – задумался я над красивой легендой Марса.

– Меня ты послать не сможешь.

– Почему ты так решил?

– Прошло больше двух секунд, – улыбнулся Марс.

– Ну и что?

– Ты знаешь, чтобы принять решение, уверенному в себе мужчине требуется всего две секунды.

– А женщине?

– Ей всегда требуется такой мужчина.

– На что ты намекаешь?

– Сходи, что ли, к девочкам, они развеют твой сумрак. Что ты места себе не находишь? – отвлёкся Марс на Артура, который то снимал наушники, с желанием подняться, то надевал вновь, оставаясь в кресле. Диспетчеры молчали. Самолёт был отдан автопилоту, и делать было нечего.

– Не знаю.

– Скажи лучше, какой сегодня день? – спросил его Марс.

– Понедельник. Есть шанс начать новую жизнь.

– А старую куда?

– Не знаю, пойду смою, – усмехнулся Артур.

– Тоже вариант. Не забудь про кофе, – махнул рукой Марс, снова погрузившись в клетку очередной шахматной партии.

Артур махнул ему своей. Вот и поговорили. «Шила, интересно, звонила уже, наверное, и не раз, я так и не смог ей сообщить, во сколько вылетаем. Наверняка она уже узнала информацию в справочной о полётах. Обычно она чувствовала и звонила, едва самолёт садился. Каким прекрасным местом, не понимаю», – представлял Артур, как, словно новую скважину, откроет ключом месторождение любви и счастья. Он открыл дверь и выглянул в салон. Полный штиль. Лица пассажиров застёгнуты и спокойны: кто-то читает, кто-то спит, руки последних сложены перед собой или на подлокотники, спинки кресел расслаблены. Артуру показалось это странным. «Странно, что ты взволнован, а все остальные спокойны и равнодушны, будто уже акклиматизировались и давно здесь живут. Пасут свои мысли неторопливо в редколесье ума, те неохотно щипают кору головного мозга. Задумчивый Нил течёт по их жилам, в то время как в моих мечется Ангара. Столько энергии, что, будь сейчас за иллюминатором ночь, её хватило бы на ближний свет». Встречным светом Артура ослепила Маша: стюардесса улыбнулась ему. Он тоже – в ответ, потом одним движением руки заломил дверь туалета и вошёл вовнутрь, пластиковая страница выпрямилась, спрятав за собой его тело.